Генерал-архитектор Санкт-Петербурга

К 345-летию со дня рождения и 305-летию со дня смерти архитектора Леблона

В 1716 году Пётр Великий приглашает на службу в Россию французского архитектора и мастера садово-парковых работ Жана-Батиста Александра Леблона.

С портрета на нас смотрит Леблон, увенчанный венком архитекторской славы, ещё достаточно молодой человек, словно вдумчиво вглядывающийся в будущее российской и мировой архитектуры.

Ещё для нас его великолепным, блистательным портретом служат те замечательные российские памятники архитектуры и дворцово-паркового искусства, в чьей судьбе он успел принять участие в те недолгие три года, которые ему оставалось жить.

Так, в Стрельне, южный фасад дворца, который позже будет назван Константиновским, будет построен Леблоном.

Затем Андрей Никифорович Воронихин в начале XIX века архитекрутно переосмыслит возведенное своим французским коллегой.

Дореволюционное открытое письмо содержит следующий текст на лицевой стороне: «Стрельна. Дворец, южный фасад, строен Леблоном (нач. XVII [т. е. XVIII] в.) и Воронихиным (нач. XIX) : открытое письмо».

Помимо южного фасада будущего Константиновского дворца, Ж.-Б. Леблон в 1717 году создает проект дворцово-паркового ансамбля в «Стрелиной мызе», как называли Стрельну в годы Петра Великого.

Работа Леблона представляет фасад, а также генеральный план Стрельнинского дворца и парка. Дворцово-парковый ансамбль Стрельны — это единственный в своем роде «водный сад».

Согласно замыслу Леблона, от дворца к Финскому заливу ведут три широкие, зеркально расположенные, оси каналов.

На дореволюционной открытке показан Большой канал, «вырытый Леблоном по приказу Петра I».

Каждый канал был наполнен водой до уровня дорожек.

Средний канал, который проложен аккуратно по оси дворца, согласно плану Леблона, завершается круглым островом.

Здесь и предполагал Леблон устроить «Замок (дворец) воды», однако Петр I не заинтересовался данным проектом. Поняв, что перепад уровня воды в Стрельне недостаточен для запуска фонтанов без насосов, Пётр Великий переключился на Петергоф. Деревяный дворец Петра I в Стрельне построил Леблон, а Растрелли придал ему хорошо знакомый нам вид.

Леблона Петр Великий зовет с собой и в Петергоф. Здесь он поручает главному архитектору проектирование и постройку Большого Петергофского дворца.

К моменту приезда Леблона в Россию, летом 1716 года, так называемые «Верхние палаты» (будущий Большой Петергофский дворец) возводились уже два года, но с грубыми ошибками.

Именно включение в работу Леблона помогло отвести из-под дворца грунтовые и дождевые воды путем постройки акведука, выполнявшего функцию коллектора, что спасло фундамент дворца от размывания и неизбежного сползания со склона уступа, на котором стоит дворец, по направлению к Морскому каналу.

Вместо того чтобы свободно стекать с холма, вода наполняла подвал дворца.

Как указывает А.Г. Леонтьев, «получив одобрение Петра I на часть предложений по дворцу, архитектор приступил к их реализации: укрепил фундаменты специальными прикладами из кирпича и своды подвала, ввел железные связи в стены здания, частично переложив их, и предотвратил тем самым их «разседание».

После этого он приступил к изменениям в архитектурном оформлении фасадов и интерьеров, существенно улучшив их». Тем самым Леблоном был спасен от неминуемого постепенного разрушения и Большой каскад.

На фасаде Большого Петергофского дворца, обращенном к морю, по инициативе Леблона в 1720 году добавили большой балкон, богато украшенный ажурной кованой решеткой с позолоченными накладными элементами.

Также Леблон участвует в создании дворца Монплезир (Monplaisir Palace), название означает «мое удовольствие» в переводе с французского языка.

Изначально заниматься этим проектом по поручению императора Петра I должен был немецкий зодчий Андреас Шлютер (Andreas Schluter).

После кончины Шлютера, Леблону будет поручена эта работа. Он этим не ограничился и разбил перед дворцом Монплезир прекрасный уютный сад.

Кроме этого, Леблон по поручению Петра Первого, чертит так называемый «Водный план» и планирует разбивку Верхнего парка Петергофа. Н.В. Калязина так пишет о Леблоне: «Размеры его вклада в русскую архитектуру не должны исчерпываться только реально им сделанным, они измеряются и влиянием на коллег — архитекторов и последователей его идей, проектов и знаний, с которыми он приехал и которые стремился распространять самыми разными путями».

Богатейшие знания и опыт Жана-Батиста Александра Леблона в разнообразных направлениях архитектуры и проведении строительных работ, а также высокого паркового искусства, позволили ему занять особое место в процессе реализации грандиозных планов Петра Великого.

П.Н. Петров, В.Я. Курбатов, И.Э. Грабарь, А.Н. Петров, Т.Б. Дубяго, Л.М. Тверской, В.Ф. Шилков и многие другие исследователи подчёркивают высокую значимость работы Леблона в Петербурге и его пригородах.  Исследователь А. Г. Леонтьев также сообщает, что «среди большого числа книг по архитектуре, разнообразным искусствам и областям знаний, которые Пётр Великий закупал сам или ему привозили из-за границы, были и книги, к созданию которых непосредственное отношение имел Леблон».

Пройдя в молодости великолепную школу под началом королевских архитекторов А. Ленотра и Ж.-А. Мансара, он стал настоящим профессионалом. Протекция Ж. Лефорта, одобрительный отзыв надежного помощника К.Н. Зотова, специально по просьбе Петра, познакомившегося с архитектором, наконец, положительная оценка знатоков, данная его постройкам в Европе, и признание таланта Леблона в профессиональной среде, способствовали принятию царского решения».

Встреча Петра Великого с Леблоном в 1716 году, в Пирмонте, включала в себя обстоятельный разговор, положивший начало деятельности талантливого французского архитектора на высокозначимой масштабной должности генерал-архитектора.

Выполняя самые различные поручения Петра Великого, Леболон наряду с реализацией принципиально новых идей, формиулировал для первого российского императора конкретные предложения, каким образом лучше всего переделать то, что уже полностью выполнило свои функции. Вместе с тем, Леблон делился с Петром своими соображениями о том, как можно исправить то, что следовало, во что бы то ни стало, сохранить.

В 1717 году центральный ризалит Большого Петергофского дворца надстроили ещё на один этаж. При этом по всей ширине дворца возникло завершение фронтонами, появившимися как на северном, так и на южном фасаде. Позже, согласно идее Леблона, на каждом фронтоне Большого Петергофского дворца установили резные барельефы. Вместо ранее существовавшей здесь одной узкой двери на каждом фасаде центрального ризалита было выполнено по три парадных входа.

Перед каждым входом было устроено широкое крыльцо. Внутри центрального ризалита, на втором этаже был ранее построен односветный зал. Вместо него, по предложению Леблона, здесь был создан двухсветный зал. По всей вероятности, это было сделано на месте современного портретного зала, на плане дворца под номером 16, который во время Леблона носил название «салона «по-итальянски».

Арочные окна-двери, равно как и окна так называемого «второго света», то есть верхнего ряда окон в данном помещении, которые располагаются в противоположных торцевых стенах «салона «по-итальянски», были призваны наполнить его достаточно существенно увеличенное пространство воздухом и солнечным светом. Это особенно важно в северных широтах. Высокая падуга, богато украшенная росписью вместе с лепным фризом, символизировали свежее дыхание новой архитектуры. Фриз включал в себя ритмично расставленные пары фигурных кронштейнов. Обрамлением для живописного плафона должен был служить профилированный карниз.

Мраморные камины «салона «по-итальянски» были призваны акцентировать центрально пролегавшую ось продольных стен. Пол «салона «по-итальянски» был выложен из мраморных плит. Позднее его заменили паркетным с интересным, самобытным рисунком.

Леблон в «салоне «по-итальянски» решил вполне воплотить все те архитектурные принципы, которым обучал его в свое время Монсар и его коллеги. Используя выгодное расположение салона по центральной поперечной оси Большого Петергофского дворца, Леблон сформировал великолепную обзорную площадку. Из окон и балконов салона можно наблюдать, с одной стороны — Нижний парк, Большой каскад, переходящий в Морской канал и ведущий к Финскому заливу Балтийского моря, а с другой стороны — Верхний сад, менаженые пруды, а также любоваться его безупречной регулярной планировкой.

Объем данной статьи не позволяет перечислить все многочисленные усовершенствования Леблона в Петергофе, без которых было бы просто немыслимо преставить себе современный облик этого шикарного ансамбля.

В 1717 году Леблон составляет новый план Летнего сада в Санкт-Петербурге, окруженного Невой, Фонтанкой, Мойкой и Лебяжьей канавкой. При этом Леблон бережно сохранял сложившуюся здесь ранее планировку, и ставил перед собой задачу внести определенные дополнения и улучшения. 

Как указывается на Архитектурном сайте Санкт-Петербурга, «этот проект включал в себя и территории вокруг Летнего сада (будущего Марсова поля, Михайловского дворца и Инженерного замка). В новом проекте закреплялась продольная композиционная ось сада. На южной территории сада (3-й Летний сад) на плане размещается резиденция Екатерины I. Этот дворец, построенный только через 25 лет, с его широким курдонером, обращенным на Мойку, должен был играть роль архитектурной доминанты».

Сад за этим дворцом по характеру планировки как бы продолжал Летний сад Петра I. Огромный луг за Лебяжьей канавкой (Марсово поле) разбивался проезжими аллеями на 8 больших треугольников, сходящихся к центральной круглой площади. Сад за Мойкой делился на небольшие прямоугольные части. В это время здесь уже существовал старый деревянный дворец Екатерины - «золотые хоромы». Вокруг него в регулярных кварталах сада были высажены плодовые растения, а среди садовых дорожек было много трильяжных аллей.

Леблон детально разработал планировку цветников вдоль Лебяжьей канавки, которые были намечены в эскизе Петра (1716). Причем каждый фигурный партер и боскет был разработан как неповторяющаяся отдельная микрокомпозиция. Основные боскеты с затеями были расположены вокруг Главной алееи. В одном боскете Леблон проектировал овальный пруд, в другом — каскад с цветником и скульптурой, в третьем, с фонтаном в центре, — крестообразные огибающие дороги, в четвертом — вольер и «зверовой двор». В план сада введены новые скульптурные группы, зеленые кабинеты, беседки, водоемы и фонтаны».

В Летнем саду Леблон также работал на интерьерами Летнего дворца Петра Первого. Так же, как и в Петергофе, он учитывал, что образ каждого помещения будет складываться не только из его совокупного убранства, но и из видов, которые открываются из окон дворца. С одной стороны из окон открывалась прекрасная перспектива Фонтанки. С другой – величественная панорама Невы. Две остальных стороны были обращены собственно в Летний сад, и позволяли наблюдать за тем, что в нём происходит.

Также для Петербурга Леблон успел сделать и генеральный план развития города, к которому Петр Первый отнесся благосклонно, и принял его. Однако веления времени оказались другими. И уже ни Петру Первому, ни самому Леблону не было суждено узнать о том, какими путями развивалась Северная Пальмира. 

P.S. Каждый уголок, к которому приложил руки великий французский архитектор, по-своему родной для нашей семьи. В Стрельну мы приглашались на научно-практические конференции в аппарат Президента Российской Федерации, в Летнем саду, в качестве волонтера, вместе с корифеями Русского музея я имел честь участвовать в благотворительном мероприятии «Сон старого фонтана» для воспитанников детских домов Ленинградской области. А благословила на это Елена Любимова, тогда сотрудник Мраморного дворца. дочь выдающегосмя реставратора Петергофа, которому мы тоже надеемся посвятить статью в недалеком будущем.

Фото П.А. и О.Ю. Латышевых

Латышев О.Ю., Латышева П.А.,  Павлович C.,Тадич-Леско К.,  Розич Б.

Статья опубликована в сокращенном варианте